Вторник, 19.03.2024, 07:39
Наш Уралмаш
Главная Регистрация Вход
Приветствую Вас, Гость · RSS
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Форум » общее » Жизнь Замечательных Людей » Журавлёв Владимир Владимирович
Журавлёв Владимир Владимирович
otkreyДата: Воскресенье, 06.03.2016, 11:37 | Сообщение # 1
Сержант
Группа: Администраторы
Сообщений: 30
Репутация: 0
Статус: Offline
Журавлёв Владимир Владимирович

(1919-1981)



Заслуженный штурман-испытатель СССР (23.09.1961), капитан (1966).

Родился 1 февраля 1919 года в городе Уфа (Башкирия). Детство провёл в городе Златоуст Челябинской области. Окончил 10 классов школы в городе Свердловск (ныне – Екатеринбург). Работал учителем гимнастики, токарем на Уралмашзаводе. Окончил планерное отделение Свердловского аэроклуба, в 1939 – 1 курс машиностроительного факультета Уральского индустриального института.

В армии с августа 1939. В 1941 окончил 2-е Чкаловское ВАУШ (г.Оренбург). Служил в строевых частях ВВС.

Участник Великой Отечественной войны: в сентябре 1941 – штурман экипажа 230-го бомбардировочного авиационного полка (Юго-Западный фронт); в июне-июле 1942 – штурман звена 860-го бомбардировочного авиационного полка (Юго-Западный фронт). Участвовал в оборонительных боях на Украине и на Дону. 10.07.1942 в составе экипажа сержанта Н.И. Девиченко направил подбитый Ил-4 на колонну автоцистерн с горючим. При взрыве самолёт отбросило на лес и экипаж остался жив. Через 7 суток вернулись к своим. В ноябре 1942-марте 1944 – штурман звена 57-го бомбардировочного авиационного полка. Воевал на Сталинградском, Центральном и Белорусском фронтах. Участвовал в обороне Сталинграда, Курской битве, освобождении Белоруссии. Всего совершил 150 боевых вылетов на СБ, Ил-4 и В-3 «Бостон». За время войны был трижды сбит, два раза спасся на парашюте.

В 1944-1945 – штурман звена 233-й и 232-й отдельных авиаэскадрилий связи (Московский ВО). С марта 1946 – в запасе.

С июля 1945 по июль 1946 – штурман-испытатель НИИ-1. Участвовал в испытаниях реактивных двигателей на Ту-2ЛЛ.

С июля 1946 по февраль 1963 – штурман-испытатель авиазавода №23 (г.Москва). Испытывал серийные Ту-2 (1946-1948), Ту-4 (1949-1953), М-4 (1954-1959), 3М (1956-1960), Ми-6 (1960-1963) и их модификации.

С февраля 1963 по январь 1976 – штурман-испытатель ОКБ М.Л.Миля. Участвовал в первом вылете (10.07.1968) и испытаниях В-12. Участвовал в испытаниях Ми-6, Ми-8, Ми-10, Ми-10К и других вертолётов.

Участвовал в установлении 9 мировых авиационных рекордов: в 1965 – рекорда грузоподъёмности на вертолёте Ми-10Р, в 1969 – 8 рекордов грузоподъёмности на вертолёте В-12.

Жил в Москве. Работал лаборантом в техникуме при заводе имени М.В.Хруничева. Умер 27 декабря 1981 года. Похоронен в Москве, на Химкинском кладбище.

Награждён орденами Красного Знамени (9.08.1942), Отечественной войны 2-й степени (10.02.1943), «Знак Почёта» (25.05.1957), медалями.

http://www.testpilot.ru/base/2009/09/zhuravlyov-v-v/

ШТУРМАН ВЛАДИМИР ЖУРАВЛЕВ

У каждого летчика-фронтовика бывали такие боевые вылеты, которые врезались в память на всю жизнь. Штурману Владимиру Владимировичу Журавлеву особенно запомнились два таких вылета.

...Зима 1942 года. Авиационный полк дальних бомбардировщиков, в котором служил Журавлев, базировался на полевом аэродроме. Заснеженное колхозное поле, укатанное тяжелыми катками, по­зволяло взлетать на Ил-4 с предельной бомбовой нагрузкой. При плохих погодных условиях командование отправляло на задания наиболее подготов­ленные, слетанные экипажи. В тяжелых метеоусло­виях многое зависело от штурмана, который опре­делял заданное направление по единственному прибору — магнитному компасу… Но показания при­бора оказывались не всегда точными из-за большой магнитной аномалии в районе боевых действий. Поэтому-то мастерство штурмана и решало успех бомбометания.

21 декабря начальник штаба подполковник Стороженко поставил экипажам очередную задачу:

— Вы должны определить дислокацию войск противника в районе Алмазная — Голубовка и на­нести на карту скопление эшелонов. Затем отбом­битесь по аэродрому, что у станции Марьевка, и по возможности засечете зенитные батареи врага.

Летчики сделали необходимые пометки на полет­ных картах.

Экипаж Николая Дивиченко тщательно готовил­ся к предстоящему полету. Штурман Журавлев сделал нужные расчеты, выверил курс и доложил результаты командиру.

— Как погода? — спросил Дивиченко синоптика.

— К сожалению, хвастать нечем,— с досадой ответил тот.— Нижняя кромка облаков тянется на высоте 100—150 метров, а видимость по горизонту не превышает двух километров. И за линией фрон­та не могу обещать улучшения. Может быть, пере­нести вылет?

— Спасибо! —улыбнулся Дивиченко.— Нас именно такая погода устраивает.

Командир экипажа был прав, он по опыту знал, что немецкие истребители крайне неохотно лезут в облака за нашими бомбардировщиками.

Линию фронта пересекли на бреющем. Загради­тельный огонь вражеских зениток оказался слиш­ком запоздалым.

Журавлев склонился над планшетом, определяя скорость и направление ветра для более точного выхода на вражеский аэродром.

В морозном воздухе ровно и пронзительно зве­нят моторы. Все шло по плану. И вдруг погода стала улучшаться. Спустя несколько минут бомбардировщик уже находился в безоблачном небе.

Штурман услышал в наушниках голос Диви­ченко:

— Придется лезть вверх.

Журавлев знал, что выше пяти тысяч метров забираться без кислородных масок рискованно.

К аэродрому вышли точно по расчетному време­ни. Журавлев отчетливо увидел на белой равнине темную наезженную полосу, а по сторонам рассыпались черные колючие крестики самолетов. Неуспели сбросить и половины бомбового груза, как воздушный стрелок Николай Ежов доложил коман­диру, что заметил вдали самолеты.

— Идем на станцию! — объявил Дивиченко. «Эх, вот когда нам позарез нужны облака»,— подумал штурман. Но облака безнадежно маячили далеко на горизонте. С земли уже засекли совет­ский самолет, вокруг него начали рваться зенитные снаряды. Дивиченко умело выполнил противозенитный маневр, несколько сменил курс, а Журавлев внес поправки в прицел. Зенитки неистовствуют, воздух стал похож на рваное лоскутное одеяло из пестрых разрывов.

Стрелок-радист Иван Мысиков докладывает:

— Вижу трех «мессеров», но они пока сторонят­ся нас, видимо, дрейфят попасть под свои зенитки.

Рукоятками прицела штурман держит эшелоны в перекрестии и ждет мгновения, когда черный ин­декс угла визирования сольется с индикатором угла прицеливания. От близких разрывов самолет то и дело подбрасывает, он как бы в огненном мешке. Но, невзирая на это, Дивиченко старается выдержать боевой курс. Именно в эти секунды гитлеров­цы пытаются сбить бомбардировщик или заставить летчика изменить режим полета и тем самым нару­шить расчеты штурмана.

Журавлев уловил момент и жмет на боевую кнопку. Сброс! Штурман дублирует аварийной руч­кой механического сброса, и тут же Дивиченко на­чинает противозенитный маневр. Самолет держит курс на облака. Там, в облаках, их защита и спа­сение. Журавлев, прильнув лицом к стеклу, смот­рит на эшелоны, ожидая разрывов бомб. Вот они! Четыре багрово-серых веера фугасных стокилограммовок один за другим вспыхивают между составов. Журавлев не отрывает взгляда: первая бомба упала с недолетом между жилым домом и элеватором, остальные рвут на части железнодорожные вагоны. Судя по всполохам огня, в составах детонируют боеприпасы. От возникших пожаров навстречу солн­цу тянутся ядовитые хвосты черного дыма. Дивиченко разворачивает самолет домой.

Вдруг почувствовался резкий удар. Самолет бросило в сторону и вниз. Однако, потеряв немного высоту, машина снова выходит в горизонтальный полет. Зенитки смолкли, появились немецкие истре­бители. Отбиваясь от наседавших трех «мессершмиттов», стрелки открывают огонь из крупнокалиберных пулеметов.

Журавлев прикидывает, когда, наконец, они смо­гут достигнуть спасительного облака? Еще далеко. И как медленно тянется время!

— Хлопцы!— тревожные нотки звучат в голосе командира.— Заклинило руль высоты...

Экипаж надеется, что командир сумеет удер­жать самолет. О прыжке с парашютом никто не помышляет: внизу враги. А «мессершмитты» продолжают атаковать.

— Сколько до наших? — спрашивает Дивиченко.

— Семь с половиной минут,— отвечает штур­ман.

— Попробуем дотянуть,— тихо, словно сам себе, говорит командир.

В наушниках слышится хриплый, изменившийся голос Мысикова:

— Я ранен, веду огонь...

— Держись, друже... Еще немного.

Журавлев в отчаянном положении: сидит в но­совой кабине и бессилен помочь товарищам. Он ли­хорадочно следит за приближающимися облаками и поминутно докладывает командиру о расстоянии до линии фронта.

В этот момент один из «мессершмиттов» напоролся на свинцовую струю пулемета Ежова. Члены экипажа ликуют, глядя на дымный след вспыхнув­шего истребителя. Но два других гитлеровца еще с большим ожесточением продолжают поливать ог­нем бомбардировщик.

— Линия фронта! — объявляет Журавлев.

— Наконец-то! — облегченно вздыхает Дивиченко. Он до предела убирает обороты мотора, увели­чивает угол снижения.

И тут от пушечной очереди истребителя вспы­хивает левое крыло. Охваченный пламенем мотор стихает, а вслед постепенно застывают лопасти винта.

— Придется покидать самолет,— говорит Дивиченко.

— Командир! С прыжком надо повременить. Сейчас сильный встречный ветер снесет нас на вра­жеские позиции,— предупреждает Журавлев.

— Э-э! Черт! Опять этот ветер проклятый! — ру­гается командир.

Снова резкий удар. Разлетаются осколки остек­ления, от прорвавшихся потоков воздуха листы по­летной карты и бортжурнала беспомощно кружатся по кабине.

Журавлев сказал командиру, что уже можно прыгать, но на это никто не откликнулся. «Повреж­дена связь»,— понял штурман.

Машина вяло, как бы нехотя, стала медленно заваливаться на горящее крыло. Видно, что само­лет вышел из подчинения летчика и не срывается в штопор лишь из-за достаточного запаса скорости.

Продублировав световыми сигналами команду на прыжок и не спуская глаз с ползущей стрелки указателя высоты, Журавлев торопливо заталки­вает за борт мехового комбинезона планшет. Оста­ваться дальше в неуправляемой машине бессмыс­ленно. Он с силой рвет аварийную ручку сброса выходного люка, в лицо ударяет тугая струя мороз­ного воздуха. С огромным усилием протиснувшись в люк, отталкивается непослушным, необычайно потяжелевшим телом от падающего, горящего са­молета. Ледяная пустота как бы окутывает штур­мана, его воспаленное сознание успевает боковым зрением зафиксировать летящие мимо хвостовую и центропланную части — обломки бомбардировщика.

Сначала Журавлев падал спиной вниз, но преж­де чем открыть парашют, выкинул руку в сторону и перевернулся лицом к земле — иначе парашют не выйдет из ранца. Рванув кольцо, он через мгно­вение почувствовал динамический удар — повис на стропах раскрывшегося парашюта. Огляделся. Ни­кого из друзей не увидел. «Где же они?»

Миновав ватную толщу перистых облаков, Жу­равлев услышал в непривычной тишине звенящий посвист вражеских истребителей. Юркие, с тонкими фюзеляжами и черно-белыми паучьими крестами на коротких крыльях два «мессершмитта» стреми­тельно приближались к беззащитному парашютисту. Подойдя почти вплотную, самолеты стали в глубо­кий вираж. Журавлев ясно видел лица немецких пилотов в черных шлемофонах. Но огонь фашисты почему-то не открывали, разглядывая советского летчика.

Лишь теперь Владимир понял свою грубейшую ошибку. «Надо было идти затяжным. Слишком рано раскрыл парашют. Эта оплошность может стоить жизни»,— с горечью ругал себя Журавлев.

Отчаявшись, он, не раздумывая, достал из на­грудного кармана комбинезона пистолет и в бес­сильной ярости выпустил всю обойму в сторону истребителей. Разумеется, он понимал, что его пули не могут принести гитлеровцам вреда. Видимо, в этом проявилась его естественная потребность дей­ствовать, как-то сопротивляться. Никогда раньше ему не приходилось с такой остротой ощущать свою беспомощность и бессилие. От отчаяния ему хоте­лось кричать...

Неожиданно вражеские истребители, завершив глубокий вираж и сделав горку, начали удаляться. «В чем дело? Не появились ли советские самолеты?» Но в небесном просторе он увидел лишь растворяю­щиеся очертания двух немецких машин. Не вери­лось Владимиру, что гитлеровцы добровольно от­станут от своей легкой добычи. И вскоре родившая­ся надежда на спасение растаяла: оба «мессершмитта» вновь закружили вблизи. Журавлеву был известен излюбленный прием фашистских пилотов при встрече с советскими парашютистами — обре­зать стропы крылом. Что же можно предпринять в такой смертельной ситуации? Не ждать же, пока враги расправятся с тобой. И Владимир вспомнил, как во время упражнений на тренажере, поперемен­но подтягиваясь на руках, раскачивал свое тело. Вот и теперь он стал делать то же самое. Расчет был прост: у «мессершмиттов» короткие крылья. Фашисты будут опасаться, как бы парашют не по­пал в винт истребителя, и вряд ли пойдут на риск. Так и случилось. Самолеты проскочили в стороне от Журавлева, но, развернувшись, опять пошли на сближение. Владимир напрягся: немцам, взбешен­ным его сопротивлением, ничего не стоит продыря­вить из пулемета не только парашют, но и летчика. У штурмана еще тлела маленькая надежда — под ним были облака. Это последний шанс. Стягивая стропы и сминая упругий купол, Журавлев пытал­ся скольжением увеличить скорость снижения. Однако истребители уже открыли огонь. Владимир ощущал себя живой мишенью: трассирующие свет­лячки понеслись в его сторону. Он сразу почувст­вовал легкий удар и ожог левой ноги. Падение ускорилось. Взглянул вверх: в белом куполе отчетливо виднелись пять небольших рваных пробоин, «Где же эти проклятые облака?» Вот они наконец! Огромные молочно-белые горы отражают холодные лучи зимнего солнца. Словно влажное покрывало, парашютиста со всех сторон окутал сплошной ту­ман. Теперь «мессершмитты» ему не страшны. Вскоре с невидимой земли до слуха донеслась частая стрельба и разрывы артиллерийских снаря­дов. Значит, где-то рядом идет бой. Ветер отнес Журавлева на передний край наших войск. Влади­мир решил приземляться только на правую, здоро­вую, ногу, чтобы не доломать кость левой, если она серьезно повреждена. Вывалившись из облаков, он увидел внизу железнодорожную насыпь, припо­рошенную снегом. От насыпи батарея полевых ору­дий прямой наводкой била по ползущим танкам. Только Журавлев успел определить, что артилле­ристы — свои, как набежала земля. Попал он меж­ду танками и батареей на изрытое снарядами поле. Быстро отстегнул карабины подвесной системы, от­бросил лямки и распластался на снегу. По всему было видно, что его никто не заметил. Отдышав­шись, вскочил на ноги и побежал к артиллерийским позициям.

Вот как вспоминал финал своего приземления Владимир Владимирович Журавлев спустя три­дцать лет:

«...подтягивая на ходу чудом уцелевшие унты, бегу к своим... Высокий темп бега поддерживали выраставшие возле меня серые фонтанчики земли от разрывов некрупных снарядов. Бежать в теплом комбинезоне и неуклюжих меховых унтах очень нелегко, но страх быть раздавленным танками прибавлял силы. Артиллерийские позиции совсем ря­дом. Я вновь почувствовал надежду на спасение. Вдруг, к ужасу, вижу, что у пушек суетятся расче­ты, одетые в противные лягушачьего цвета маскхалаты. Черные солдатские эрзац-ремни с железны­ми пряжками не оставляют никакого сомнения: передо мной гитлеровцы. Не понимая, как мог перепутать направление, в нерешительности останав­ливаюсь и, переводя дух, лихорадочно ищу выход из создавшегося положения. Сомнения рассеяли сами артиллеристы. Не веря своим ушам, с востор­гом слышу нашу родную русскую речь, пересыпае­мую фольклорными словечками.

— Эй, летчик, тикай до нас, пока хрицы тебе ноги не подергали!

Раздумывать некогда. Снаряды могут накрыть и меня. И вот я в укрытии среди своих. Молодень­кий красноармеец объяснил мне, что артиллеристы сами экипировали себя маскхалатами из разбитых немецких интендантских складов... Я не мог понять, каким образом мне удалось выбраться из этой страшной мясорубки. За полчаса меня пытались убить трижды — в самолете, затем при спуске с парашютом и, наконец, на поле боя, на земле... В этот день мне феноменально повезло...»

За несколько дней Владимир Журавлев на по­путных машинах добрался в свой полк. Здесь он с радостью встретил свой дружный экипаж во главе с Николаем Дивиченко. Оказалось, что штурман не слышал приказа командира об оставлении не­управляемой машины из-за повреждения связи. Его друзья покинули бомбардировщик чуть раньше и более тысячи метров падали затяжным прыжком. Поэтому ветер не снес их к переднему краю так сильно, как это случилось с Журавлевым.

— Хоть ты и не отзывался,— заключил Диви­ченко,— я был уверен, что ты самостоятельно при­мешь единственно верное решение.

...И другой необычный случай оставил в памя­ти Владимира Журавлева особую отметину. Бы­ло это летом сорок второго, когда гитлеровцы го-

товились к большому наступлению на Сталин­град.

Нашему командованию стало известно, что на одном из новых аэродромов противник сосредото­чил множество «юнкерсов», «хейнкелей», «мессершмиттов» и транспортных машин Ю-52. В авиацион­ный полк, в котором служил Владимир Журавлев, поступил приказ: разбомбить это скопище фашист­ских самолетов. Операцию назначили на 11 июля, В состав ударной группы вошли три звена бомбар­дировщиков.

Накануне вылета командир полка напутствовал:

— Вы должны накрыть цель плотно. Имейте в виду, что, по данным нашей авиаразведки, в районе вражеского аэродрома вам долго не про­держаться: подступы к нему нашпигованы зенит­ками.

Летняя ночь коротка. Не успеет остыть от зноя земля, как над ней уже поднимается палящее солн­це, а посветлевшее небо кажется выгоревшим от жары, в нем редко где пятнится белое облачко. Первое звено бомбардировщиков возглавил млад­ший лейтенант Михеев. Взлетели затемно с таким расчетом, чтобы к рассвету выйти к заданному квадрату. В ночной тишине равномерно гудят мо­торы. В небе — россыпь звезд.

Командир комсомольского экипажа Николай Дивиченко ведет свой самолет слева за машиной Михеева, Цаплин — справа.

Спустя некоторое время штурман Журавлев докладывает Дивиченко по переговорному устрой­ству:

— Командир, до линии фронта — пять минут. Вскоре Дивиченко увидел на горизонте верный признак приближения передовой: в темном небе то тут то там замелькали, будто грозовые вспышки молний, осветительные ракеты. Эти дрожащие и гаснущие в ночи огни, размытые расстоянием, вос­принимались как сигнал опасности.

В руках штурмана навигационная линейка, на коленях — планшет с картой. Он сосредоточенно вычисляет ветер, угол сноса и путевую скорость.

Журавлев предупредил командира:

— Пересекаем линию фронта.

Небо постепенно начало светлеть. И вдруг вбли­зи самолета заклубились, запрыгали шапки разры­вов. Это открыли заградительный огонь немецкие зенитки. Густой паутиной потянулись с земли пу­леметные трассы.

Еще раз проверены расчеты. Штурман знал: к вражескому аэродрому бомбардировщик выйдет в намеченное время.

Земля уже стала просматриваться. Занималась заря нового дня. «Как-то закончится сегодняшний вылет? » — подумал Журавлев и бросил взгляд впе­ред: ведущий бомбардировщик, оставляя черный дымящийся след, пошел на снижение.

— Машина Михеева вышла из строя,— докла­дывает он командиру.

— Сколько до цели, Володя? — звучит голос Дивиченко.

— Девяносто пять километров. Идем по графи­ку,— ответил штурман. Он видел, как горящий самолет Михеева врезался в землю и взорвался.

...До войны Владимир Журавлев жил в Сверд­ловске, учился в средней школе № 22 имени А. М. Горького. После десятилетки поступил на Уралмашзавод учеником токаря в механический цех крупных узлов. В свободное время увлекался легкой атлетикой и планеризмом, стал завсегда­таем городского аэроклуба, в осоавиахимовской секции учил ребят стрельбе из пистолета и малока­либерной винтовки. Однажды ему удалось раздо­быть в аэроклубе поврежденный планер и привезти его на заводском грузовике в уралмашевскую детскую техническую станцию. Под руководством опытного инструктора Ростислава Псотни группа юношей — любителей авиаспорта — планер отре­монтировала. Занятия проводились на Митькиной горе, что за железнодорожным вокзалом. Планер запускали с высокого бугра с помощью резинового амортизатора. Впервые поднявшись в воздух, Во­лодя испытал небывалое чувство восторга. Тогда он понял, что без неба ему не жить. К дню призыва в армию на груди учлета Журавлева красовались четыре значка: «ГТО» и «Ворошиловский стрелок» двух ступеней. И наступил день, когда он стал курсантом Оренбургского летного училища.

...— Командир, вижу Марьевку, — слышится в наушниках спокойный голос Журавлева. — Подхо­дим к цели.

Только Дивиченко успел ответить штурману: «Понял», как раздался встревоженный возглас стрелка-радиста Ивана Мысикова:

— Командир! Справа выше нас «мессеры»!

— Сколько?

— Две пары.

— Ну что ж, на каждого стрелка по два фрица. Дивиченко имел в виду второго воздушного стрелка сержанта Николая Ежова. Несколько дней назад экипаж Дивиченко вынужден был вступить в бой с «мессершмиттами», одного из которых уда­лось сбить. Тогда отличились и Мысиков и Ежов. Об этом сообщила фронтовая газета.

— «Мессеры» заходят с двух сторон! — кричит Ежов.

Дивиченко отреагировал моментально, и, каза­лось, ушел от огня противника, но все же ему не хватило какой-то секунды: короткая очередь сте­ганула по левой плоскости самолета.

Воздушные стрелки Мысиков и Ежов, непрерывно защищаясь, вынуждали фашистов держаться от бомбардировщика на почтительном расстоянии. Несмотря на это, вражеские истребители, меняя направление атак, били по советской машине с дальних дистанций, пулеметные трассы рассекали воздух у самых моторов.

— Горит левое крыло! — звучит тревожный голос Мысикова.

Журавлев увидел, как по левой плоскости за­плясали огненные язычки, потом почувствовал за­пах гари. Появился едкий дым, быстро заполнив­ший кабины. За самолетом потянулся черный шлейф.

— Спокойно, хлопцы! — сказал Дивиченко и об­ратился к штурману: — Как с расчетами, когда вы­ходим на стоянки?

— Все готово, — ответил Журавлев. — Подходим к аэродрому.

— Все-таки дотянули! — сквозь кашель прого­ворил Дивиченко.— Приготовиться!

«Мессершмитты» исчезли, зато вновь защелка­ли немецкие зенитки.

Впереди на земле показались длинные ряды аккуратно выстроенных немецких самолетов. Их было так много, что сразу и не пересчитать.

— Командир, вижу цель! — пальцы Журавлева уверенно легли на кнопку бомбосбрасывателя.— До сброса пять градусов. Открываю люки.

Журавлев знал, что наступили самые опасные секунды, когда надо ловить цель в перекрестие... Зенитки ведут непрерывный огонь, разрывы так близки, что самолет то и дело подбрасывает. Но, несмотря на огненную западню, летчик должен дер­жать режим полета неизменным, то есть таким, каким его рассчитал штурман, иначе бомбы лягут в стороне от цели. В такой ситуации гитлеровцы стремятся сбить машину или хотя бы заставить пи­лота изменить курс.

Наконец сброс! До боли в пальцах Журавлев жмет на боевую кнопку — и бомбы летят в цель. Дивиченко выводит бомбардировщик из глубокого виража, набирает высоту. Второй заход.

А внизу бушует пожар. Одна за другой раскалы­ваются цистерны, выплескивая, словно из раскален­ного кратера, мощные струи огня.

Через дымное облако штурман успел заметить, как взметнулись султаны земли с багровыми вспо­лохами, как в панике разбегаются фашисты.

Дивиченко упрямо ведет самолет сквозь огнен­ные трассы.

Тем временем пламя все сильнее охватывает машину.

— Командир, я задыхаюсь... Больше нет сил, — прохрипел Мысиков.

— Держись, хлопцы! — осипшим голосом при­звал Дивиченко.— Последний заход!

Журавлев, судорожно глотнув воздух, перевел рычаг на оставшуюся пару бомб. Рука автоматиче­ски нащупала боевую кнопку.

Один пулемет замолчал. Ежов не отвечал на вызов по переговорному устройству.

Вдруг самолет резко пошел на снижение. Ди­виченко крикнул:

— Все!!! Прощайте, хлопцы! Тараним гадов!

И направил бомбардировщик на колонну вра­жеских автоцистерн с горючим.

Вместе с кнопкой переговорного устройства Ди­виченко машинально нажал и кнопку своего радио­передатчика. Поэтому последние слова командира услышали экипажи других самолетов.

— Дружище, Коля! — срывающимся голосом отозвался Журавлев.— Прощайте, друзья!

Мощный взрыв потряс воздух... Этот миг вобрал в себя и страшный удар, ко­торый Журавлев ощутил всем телом, и невероятную перегрузку до потемнения в глазах, и острую боль в спине. Его швырнуло кверху, и он потерял сознание...

В вечернем сообщении Советского информбюро от 20 июля 1942 года рассказывалось о героическом подвиге экипажа бомбардировщика под командова­нием сержанта Николая Дивиченко. Все четверо отважных были комсомольцами. Показав высокий образец воинской доблести, они повторили подвиг капитана. Николая Гастелло. Далее в сообщении говорилось: «...объятый пламенем самолет продол­жал уничтожать немецкие машины, находящиеся на аэродроме. Когда были израсходованы все бое­припасы и стало ясно, что спасти самолет уже нель­зя, Дивиченко принял решение нанести врагу по­следний удар и направил машину на колонну автоцистерн с горючим. Летчики, участвовавшие в этом налете, видели, как поднялись огромные клубы дыма и огня горящих автоцистерн. Смертью храб­рых погибли сталинские соколы — сержант Диви­ченко, штурман Журавлев, стрелок-радист Мыси­ков и воздушный стрелок Ежов. Советский народ всегда будет помнить героев-летчиков, до послед­ней минуты своей жизни боровшихся за Родину». Так заканчивалось сообщение.

Весть об этом подвиге быстро разнеслась по фронту. Друзья-однополчане гордились бесстраши­ем четырех комсомольцев.

И вдруг случилось невообразимое: Дивиченко, Журавлев и Мысиков возвратились в свою часть! До предела изможденные, исхудавшие, в оборван­ной одежде, они едва держались на ногах.

После радостной встречи командир полка спро­сил:

— А где Ежов?

— Нет Николы... Погиб. «Мессеры», гады,— от­ветил Дивиченко.

Враз наступила тягостная тишина, все обнажили головы.

Вернувшись как бы с того света, летчики пе­ревязали в санчасти раны, смазали ожоги, сбрили щетину, искупались и переоделись в новое обмундирование.

В полковой столовой на большом планшете появилось приветствие:

«Слава нашим боевым друзьям Николаю Дивиченко, Владимиру Журавлеву, Ивану Мысикову и Николаю Ежову, повторившим подвиг капитана Гастелло!»

Фамилия Ежова была в траурной рамке.

Под приветствием — плакат с призывом: «Сто­ять насмерть! — таков приказ Родины». В центре — красочный рисунок: пылающий краснозвездный бомбардировщик врезается в колонну фашистских танков. И тут же четверостишие:

Кто б ни был ты, учись у храбреца, Дерись самоотверженно и смело И все отдай победе до конца, Как легендарный капитан Гастелло!

После возвращения из медсанбата Журавлев продолжал летать на боевые задания вместе с Дивиченко.

В августе сорок второго года «Комсомольская правда» опубликовала стихотворение Демьяна Бед­ного «Гордость комсомола», которое посвящалось подвигу героического экипажа Николая Дивиченко:

В бензинный бак вогнал снаряд фашист проклятый,

Бомбардировщик наш, весь пламенем объятый,

Его геройский экипаж

Направил, совершив предсмертный свой вираж,

На вражий эшелон автоцистерн с горючим

Но вихревым толчком могучим

Фашистской сволочи назло

Горящий самолет в тыл вражий отнесло.

Из четырех бойцов в живых осталось трое.

Со скорбью о своем товарище-герое

Они сквозь вражий фронт пробились в свой отряд.

Глаза их молодой отвагою горят.

Бойцы, видавшие уж смерть перед собою,

С отвагой прежней рвутся к бою!

Юнцы, давно ли вы оторваны от школ?

Но уж венчает вас бессмертья ореол!

Любви к вам всей страны не выразить словами!

Приветствуя своих птенцов, гордится вами

Вас воспитавший комсомол!

Вскоре в авиаполк на встречу с летчиками при­ехал корреспондент фронтовой газеты. Пригласили Дивиченко и Журавлева (Мысиков был переведен в другую часть).

— Как все произошло? — спросил корреспон­дент. — Что вы можете рассказать об этом порази­тельном случае?

— Нам просто повезло,— устало улыбается Ди­виченко.

— А сколько примерно километров вам при­шлось пройти от места падения самолета до линии фронта?

— Километров сто сорок, — ответил Дивиченко.

— Наша газета хотела бы подробнее описать ваш подвиг, мы уже заголовок наметили — «Огнен­ный таран четырех смелых»...

— О подробностях, пожалуй, лучше расскажет мой друг и штурман Владимир Журавлев: он пер­вый из нас пришел в себя и вытащил меня из го­рящей машины.

Владимир не заставил себя уговаривать, и кор­респондент торопливо начал записывать его рас­сказ:

«Из сообщения Совинформбюро уже известно: нас подожгли зенитки и «мессершмитты». Когда командир крикнул, что идем на таран, самолет уже несся на колонну вражеских автоцистерн. Я мгно­венно нажал на боевую кнопку — к земле ушли по­следние две бомбы. И тут я потерял сознание.

Очнулся, видимо, от острой боли в пояснице. Уди­вила тишина; уже потом догадался, что заложило уши — контузия. Довольно скоро слух вернулся. Сначала я услышал сухой треск — горел наш са­молет. Отстегнул привязные ремни, дополз до ка­бины командира. Коля был в полусознательном состоянии: с поникшей головой он недвижно висел на ремнях. Потряс его за плечо раз-другой. Он глубоко вздохнул. Жив! Быстро помог ему осво­бодиться от привязных ремней и выбраться из го­рящей машины. И тут мы увидели катавшегося по земле Ивана Мысикова: он сбивал с одежды пла­мя. Мы поспешили ему на помощь. Потом нашли в кабине убитого Ежова, решили похоронить. Но в это время неожиданно показался немецкий мото­цикл. Мы быстро укрылись в овраге. Там, где раньше были цистерны, теперь полыхало море огня, к небу тянулась черная завеса дыма. Из оврага мы видели, как к догоравшему бомбардировщику подъ­ехали гитлеровцы, поглядели, о чем-то посовеща­лись и тотчас укатили. Видимо, они решили, что весь экипаж сгорел. Мы не успели вернуться к Ежову: самолет взорвался.

И вот мы стали готовиться к опасной дороге на восток: проверили личное оружие, обувь, помогли друг другу перевязать раны и ожоги. День тянул­ся мучительно долго. Наконец, когда все вокруг потонуло во мраке, двинулись в путь. К счастью, ночь выдалась звездная, и я без труда определил направление к линии фронта.

Меня нередко спрашивают: каким чудом вы уцелели? Совершенно искренно — мы и сами долго удивлялись. Но чудес на свете не бывает, все про­исходит по законам природы. Дело в том, что по счастливому стечению обстоятельств сброшенные мной последние две бомбы взорвались прямо под самолетом, с ними одновременно рванули и авто-

цистерны с бензином. Поэтому взрывная волна оказалась такой огромной силы, что многотонный бомбардировщик, как щепку, отшвырнуло в сторо­ну. Он пронесся по верхушкам деревьев метров сто и свалился недалеко от оврага. Крылья сло­мались, но смягчили удар. Так наши собственные бомбы спасли нам жизнь».

А дальше Журавлев мог бы рассказать о про­должении битвы — битвы за жизнь экипажа.

Труден был путь к своим. Спали и отдыхали только днем в лесных чащобах или в заросших кустарником оврагах. Томила жажда, мучил голод. Населенные пункты, оккупированные врагом, об­ходили стороной. А в тех селах, где немцев не было, летчиков выручали местные жители, которые де­лились с ними последними крохами хлеба. В ноч­ном лесу слух особенно обострялся. Достаточно было услышать неясный шорох или хруст сушняка под ногой, как все разом, словно по команде, за­мирали: чудилось, что где-то рядом бродят гитле­ровцы. Дневные часы в томительном ожидании ве­чера казались вечностью. Время как бы сливалось в нескончаемые сутки. Не раз немцы появлялись вблизи их укрытия. В такие минуты нервы натя­гивались, как струны, летчики всегда были готовы к рукопашной.

...Как-то ранним утром, проходя в густом ку­старнике недалеко от проселочной дороги, летчики услышали позади себя окрик:

— Хальт! Хенде хох!

Оглянувшись, они увидели гитлеровца-жандар­ма с автоматом. На ломаном русском языке немец повторил:

— Стой! Руки вверх!

Дивиченко не растерялся. Он тихо промолвил: «Делай, как я!» и стал медленно поднимать руки. Почувствовав безопасность, гитлеровец уверенно двинулся навстречу людям с поднятыми руками:

— Карашо, рус. Зер гут. Флига плен, — его лицо расплылось в улыбке.

— Ложись! — скомандовал Дивиченко, и все враз упали на землю.

От неожиданности гитлеровец остановился, а Дивиченко выхватил из кармана пистолет и на­вскидку дважды выстрелил. Немец вскрикнул, взмахнул руками и замертво рухнул. Летчики обы­скали его, забрали автомат, документы и скрылись в гуще леса.

Уже третью ночь друзья шли по тылам врага. Начинало светать, когда они остановились на при­вал. Не успели устроиться на отдых в лесных за­рослях, как налетел ветер, зашумели деревья, хму­рое небо пронзили молнии, грянул раскатистый гром. Спустя минуту хлынул грозовой ливень. Как ни укрывались путники под раскидистым дубом, все же промокли до нитки. Дождь длился недолго и вскоре совсем утих. Сквозь рваные тучи постепен­но пробилось солнце, от разогретой земли к небу потянулся голубой парок. Теперь где-то в стороне сверкали молнии и гремел гром. Воздух, напоен­ный живительной свежестью, влил в истощенных людей новые силы.

Самый ловкий из экипажа Иван Мысиков за­брался на дерево, чтобы обозреть окрестности. За дальним пригорком увидел утопающие в зелени со­ломенные крыши домов. Спустившись, он доложил:

— Километрах в двух — небольшая деревня. Но ни людей, ни живности не заметил.

Журавлев присел на корточки, раскрыл план­шет с крупномасштабной картой. Рядом склонились Дивиченко с Мысиковым. Ткнув пальцем в карту, штурман сказал:

— Мы находимся в этом квадрате, но здесь ни­какой деревушки не обозначено

Решили послать в разведку Мысикова.

— Главное — узнай, есть ли там немцы. Только не торопись, будь осторожен,—наставительно пре­дупредил Дивиченко.— В случае чего — действуй по обстановке, но на рожон не лезь.

Сказал это командир не случайно. Лишь вчера их подстерегла опасность там, где ее совсем не жда­ли. Они зашли утром в деревню, где немцев не было. Остановились у пожилой приветливой хозяй­ки. Мечтали поесть, отдохнуть и по возможности раздобыть продукты в дорогу.

Случайно Журавлев узнал, что в соседнем доме живет человек, поддерживающий связь с карателя­ми. Не мешкая ни минуты через огороды ушли в лес. Только скрылись из виду, как в деревне раздались выстрелы. Стоило им задержаться в доме еще не­сколько минут — могли попасть в руки врагов.

Маскируясь в кустарнике и высокой траве, Мы­сиков добрался до заброшенного на околице сарая, поднялся на чердак. Отсюда хорошо просматри­валась единственная улица. Два дома были сож­жены, на их пепелищах торчали, словно надгробья, закоптевшие печные трубы.

Не прошло и часа, как Мысиков вернулся.

— Хутор небольшой, — переводя дыхание, ска­зал он. — Дома закрыты, окна заколочены. Не вид­но ни одной живой души...

Дивиченко посмотрел на грустные лица друзей и, перемешивая русские и украинские слова, сказал:

— Що ж вы, хлопци, зажурылыс? Выше головы! Володь, мабуть, ты яку думку маешь? Кажи.

— Скажу,— ответил Журавлев.— Хаты надо проверить все, их тут немного. Но отоспаться лучше в каком-нибудь заброшенном сарае. Рисковать не стоит. Ты же, Коля, сам говоришь: береженого бог бережет.

Летчики обследовали дома, однако не обнаружили никаких признаков присутствия человека. Все свидетельствовало о том, что люди давно покинули жилье. Хутор будто вымер. Не удалось найти и ничего съестного.
Прикрепления: 8509604.jpg (15.7 Kb)
 
otkreyДата: Воскресенье, 06.03.2016, 11:39 | Сообщение # 2
Сержант
Группа: Администраторы
Сообщений: 30
Репутация: 0
Статус: Offline
Продолжение:


Пришлось голодными ложиться спать. Выбрали старый сарай на отшибе, но преж­де чем залезть на сеновал, напились воды из сто­явшей у сруба деревянной бочки.

Утолив жажду, Журавлев внезапно застыл, склонившись над бочкой: он увидел свое отраже­ние в воде. На него смотрел незнакомый человек с впалыми, заросшими щеками, с глубокими про­валами глазниц. «Неужели это я?» — с удивлением огорчился Владимир.
...На рассвете седьмого дня пути показался бе­рег Дона. Здесь проходила линия фронта. Надеж­да на спасение переросла в уверенность. Воодушев­ленные близостью своих, они скрытно подползли к реке и бросились в воду. Но гитлеровцы их заме­тили, стали обстреливать. Над головами плывущих засвистели пули. К счастью, людей в реке увидели и с противоположного берега. Наши минометчики с автоматчиками открыли по фашистам беглый огонь. Это и помогло летчикам добраться до своих.

Раны и ожоги у всех быстро зажили. Лишь у Журавлева порой давала о себе знать острая боль в пояснице — результат травмы, полученной при ударе бомбардировщика о землю. Когда в медсан­бате врач обследовал летчиков, Владимир даже не заикнулся о пояснице: опасался, что могут отпра­вить в тыловой госпиталь, а то и вовсе списать с летной работы. А куда он без неба?

Почти весь сорок второй год Журавлев воевал в экипаже Дивиченко. В конце декабря командир воздушного корабля погиб во время схватки с «мессершмиттами». Из подбитого и неуправляемого самолета Журавлев и остальные члены экипажа выпрыгнули с парашютами.

За время войны штурман Владимир Журавлев совершил сто пятьдесят боевых вылетов. Он сра­жался на Сталинградском, Юго-Западном, Бело­русском и Центральном фронтах, участвовал в Курской битве. Его грудь украсили ордена Крас­ного Знамени, Отечественной войны I степени и медали.

Встреча в конце войны Владимира Журавлева с выдающимся летчиком дважды Героем Советско­го Союза Владимиром Константиновичем Коккинаки определила его дальнейшую судьбу: он ста­новится штурманом-испытателем новых типов са­молетов. Ему довелось работать на машинах различной конструкции: А. Н. Туполева, С. В. Илью­шина, В. М. Мясищева. Проверяя в действии но­вые системы и оборудование, летал он и на боевых сверхзвуковых самолетах в сложных погодных ус­ловиях на больших высотах, нередко забирался в стратосферу. За долгие годы работы в авиации Жу­равлев стал штурманом высокого класса. Ему до­велось перенимать опыт таких прославленных лет­чиков-испытателей, как М. Л. Галлай, С. Н. Ано­хин, Ю. А. Гарнаев, В. С. Ильюшин, чьи имена свя­заны с историей развития отечественной авиации.

В практике штурмана Владимира Журавлева были не только успехи. Случались и неудачи, не раз он лежал с травмами в гипсе. Но в конце кон­цов становился в строй и продолжал испытывать новую авиационную технику.

В начале шестидесятых годов Журавлев пере­шел на новую работу: вместе с ведущим летчиком-испытателем и шеф-пилотом стал выполнять слож­ный комплекс испытаний вертолетов генерального конструктора Михаила Леонтьевича Миля.

В последних числах мая шестьдесят пятого года в центральной печати сообщалось о мировых ре­кордах, установленных советскими летчиками на вертолете Ми-10. Штурманом на нем был Влади­мир Владимирович Журавлев. Ми-10 находился еще в воздухе, когда на его борту приняли радио­грамму: «Поздравляю с рекордом! Желаю успеш­ной посадки. Миль».

А спустя неделю мать Владимира, Евгения Ста­ниславовна, проживавшая в Свердловске, получи­ла письмо. «Дорогая мамочка! Посылаю фотогра­фию нашего экипажа после установления мирового рекорда с большим грузом. 26 мая мы побили ре­корд американского майора Кларка. Свой ре­корд мы посвящаем трудящимся Уралмашзавода. Будь здорова. Твой сын Владимир. 5 июня 1965 года».

Как опытный штурман, В. В. Журавлев участ­вовал в экспериментальном рейсе на вертолете Ми-10. С Воронежского авиционного завода на сбо­рочное предприятие транспортировался комплект крыльев для сверхзвукового пассажирского лай­нера Ту-144.

Сложность задачи заключалась в том, что га­бариты крыла нового самолета огромны, вес— шесть с половиной тонн. Его размеры не позволяли перевезти крыло ни по железной дороге, ни по шос­се. Обсуждался вариант транспортировки на бар­же по реке. Однако выяснилось, что нужно будет идти через каналы, а крыло шире любого шлюза. Решили использовать вертолет. Как правило, при транспортировке вертолетом грузов больших раз­меров применяется внешняя подвеска со специаль­ной платформой, но крыло для Ту-144 не помеща­лось на платформе. Специалисты предложили кре­пить крыло к днищу Ми-10.

Во избежание просчетов изготовили макет кры­ла и попытались с ним подняться в воздух. И тут обнаружилось: крыло все время становилось по­перек потока и начинало раскачиваться. К тому же Журавлев заметил, что крыло искажает пока­зания приборов, установленных на вертолете. По­этому штурману пришлось вести машину по на­земным ориентирам. Этот уникальный перелет был благополучно завершен за несколько часов.

Журавлева нередко направляли в командировки за рубеж. Там он во время показательных полетов демонстрировал новейшие образцы советских вин­токрылых машин. С этой же целью Владимир Вла­димирович посетил Японию, Швецию и Голландию, Индию и Пакистан, Иран и другие страны Европы и Азии.

Еще долгое время В. В. Журавлев руководил штурманской службой испытательного авиаподраз­деления.

А 22 февраля 1969 года он в составе экипажа летчика-испытателя первого класса В. П. Колошенко (впоследствии — Герой Советского Союза) вновь установил ряд мировых рекордов на вертолете В-12.

Эти достижения советских вертолетчиков вне­сены в таблицу мировых рекордов Международной авиационной федерации.

За установление мировых и всесоюзных рекор­дов на различных видах вертолетов В. В. Журав­леву, восьмому авиатору в стране, присвоено звание «Заслуженный штурман-испытатель СССР», он наг­ражден золотой медалью ФАИ и орденом Трудо­вого Красного Знамени.

...27 марта 1982 года коллектив уралмашевской школы № 22 имени А. М. Горького, в которой учил­ся Владимир Журавлев, отмечал свое пятидесяти­летие. На улицу Красных партизан, дом номер че­тыре, из разных городов страны съехались бывшие учащиеся школы. Встретились люди, убеленные сединами, многие из них не виделись десятки лет и с трудом узнавали друг друга. Какая это была незабываемая встреча!

Не было на школьном юбилее Владимира Вла­димировича Журавлева. После тяжелой болезни он скончался 27 декабря 1981 года.

Долгие годы в школе № 22 имени А. М. Горь­кого действует музей. Юные следопыты собрали обширный материал о подвигах своих выпускников, отличившихся в годы Великой Отечественной вой­ны или в мирном труде. Между классами идет со­ревнование за право носить имя бесстрашного лет­чика заслуженного штурмана-испытателя СССР Владимира Владимировича Журавлева.

А в музее трудовой и боевой славы Уралмаш-завода есть экспозиция, посвященная бывшему то­карю механического цеха крупных узлов коммуни­сту В. В. Журавлеву. Здесь хранится немало доку­ментов, фотографий и других реликвий, рассказы­вающих о его жизни, боевом пути. Среди личных вещей Журавлева — офицерский ремень, подарен­ный ему командиром фронтового экипажа Нико­лаем Дивиченко, штурманский планшет, которым уралец пользовался во время полетов, — его препод­нес ему дважды Герой Советского Союза Влади­мир Константинович Коккинаки.

Своим земляком Владимира Владимировича Журавлева по праву считают не только свердлов­чане, но и жители Уфы (там он родился), и златоустовцы (в этом городе прошли его детские годы), и москвичи, с которыми он жил, работал со дня Великой Победы и до своих последних дней.

Абрамов, А. С. Штурман Журавлев / А. С. Абрамов // Абрамов А. С. Мужество в наследство.- Свердловск, 1998.- С.59-84
 
Форум » общее » Жизнь Замечательных Людей » Журавлёв Владимир Владимирович
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:

1Яндекс.Метрика1

Сделать бесплатный сайт с uCoz